Неточные совпадения
Кипя враждой нетерпеливой,
Ответа дома ждет поэт;
И вот сосед велеречивый
Привез торжественно
ответ.
Теперь ревнивцу то-то праздник!
Он всё
боялся, чтоб проказник
Не отшутился как-нибудь,
Уловку выдумав и грудь
Отворотив от пистолета.
Теперь сомненья решены:
Они на мельницу должны
Приехать завтра до рассвета,
Взвести друг на друга курок
И метить в ляжку иль в висок.
Скорее в обморок, теперь оно в порядке,
Важнее давишной причина есть тому,
Вот наконец решение загадке!
Вот я пожертвован кому!
Не знаю, как в себе я бешенство умерил!
Глядел, и видел, и не верил!
А милый, для кого забыт
И прежний друг, и женский страх и стыд, —
За двери прячется,
боится быть в
ответе.
Ах! как игру судьбы постичь?
Людей с душой гонительница, бич! —
Молчалины блаженствуют на свете!
— Не
бойся, — сказал он, — ты, кажется, не располагаешь состареться никогда! Нет, это не то… в старости силы падают и перестают бороться с жизнью. Нет, твоя грусть, томление — если это только то, что я думаю, — скорее признак силы… Поиски живого, раздраженного ума порываются иногда за житейские грани, не находят, конечно,
ответов, и является грусть… временное недовольство жизнью… Это грусть души, вопрошающей жизнь о ее тайне… Может быть, и с тобой то же… Если это так — это не глупости.
Обломов
боялся, чтоб и ему не пришлось идти по мосткам на ту сторону, спрятался от Никиты, написав в
ответ, что у него сделалась маленькая опухоль в горле, что он не решается еще выходить со двора и что «жестокая судьба лишает его счастья еще несколько дней видеть ненаглядную Ольгу».
И этот посредник, несмотря на резкие вызовы, очевидно, сдерживался,
боясь, не опасности конечно, а тоже скандальной, для Веры и для него самого, сцены — с неприличным человеком. И ко всему этому нужно было еще дать
ответ! А
ответ один: другого
ответа и нет и нельзя дать, кроме того, какой диктовал ему этот «рыцарь» и «дипломат», унизивший его холодной вежливостью на все его задиранья. Марк как ни ускользал, а дал
ответ!
—
Боюсь, не выдержу, — говорил он в
ответ, — воображение опять запросит идеалов, а нервы новых ощущений, и скука съест меня заживо! Какие цели у художника? Творчество — вот его жизнь!.. Прощайте! скоро уеду, — заканчивал он обыкновенно свою речь, и еще больше печалил обеих, и сам чувствовал горе, а за горем грядущую пустоту и скуку.
21-го приехали Ойе-Саброски с Кичибе и Эйноске. Последний решительно отказался от книг, которые предлагали ему и адмирал, и я:
боится. Гокейнсы сказали, что желали бы говорить с полномочным. Их повели в каюту. Они объявили, что наконец получен
ответ из Едо! Grande nouvelle! Мы обрадовались. «Что такое? как? в чем дело?» — посыпались вопросы. Мы с нетерпением ожидали, что позовут нас в Едо или скажут то, другое…
Ввиду всех этих данных Надежда Васильевна и не дала доктору сейчас же решительного
ответа, когда он предложил ей ехать в Гарчики. Ее что-то удерживало от этой поездки, точно она
боялась сближения с Приваловым там, на мельнице, где он, собственно, бывал реже, чем в городе. Но доктор настаивал на своем предложении, и Надежда Васильевна наконец нашла то, что ее смущало.
— А почему ты теперь спрашиваешь и моего
ответа вперед
боишься? Значит, сам соглашаешься, что я правду сказал.
Боясь сначала смиренной роли наших соотечественников и патронажа великих людей, я не старался сближаться даже с самим Прудоном и, кажется, был не совершенно неправ. Письмо Прудона ко мне, в
ответ на мое, было учтиво, но холодно и с некоторой сдержанностью.
Узнав, что мы и не начинали обедать, она очень встревожилась, осердилась, призвала к
ответу буфетчика, который,
боясь лакеев, бессовестно солгал, что никаких блюд не осталось и подать нам было нечего.
В ее безжизненно-матовых глазах, в лице, лишенном игры живой мысли и чувств, в ее ленивой позе и медленных движениях он прочитал причину того равнодушия, о котором
боялся спросить; он угадал
ответ тогда еще, когда доктор только что намекнул ему о своих опасениях.
— Нет, уж обойдитесь как-нибудь без прав; не завершайте низость вашего предположения глупостью. Вам сегодня не удается. Кстати, уж не
боитесь ли вы и светского мнения и что вас за это «столько счастья» осудят? О, коли так, ради бога не тревожьте себя. Вы ни в чем тут не причина и никому не в
ответе. Когда я отворяла вчера вашу дверь, вы даже не знали, кто это входит. Тут именно одна моя фантазия, как вы сейчас выразились, и более ничего. Вы можете всем смело и победоносно смотреть в глаза.
— Вишь, что наладил, — проворчал опять Михеич, — отпусти разбойника, не вешай разбойника, да и не хвались, что хотел повесить! Затвердила сорока Якова, видно с одного поля ягода! Не беспокойся, брат, — прибавил он громко, — наш князь никого не
боится; наплевать ему на твово Скурлатова; он одному царю
ответ держит!
— Да, держи, подерутся! — раздалось в
ответ. — У нас народ бойкий, задорный; семеро одного не
боимся…
Открыто этого не говорили, но уже и не спорили с Передоновым и ограничивались нерешительными и двусмысленными
ответами: каждый
боялся, что его сочтут глупым, если он станет спорить, а вдруг окажется, что это — правда.
«Что с вами?» — повторила она,
боясь всей душой
ответа.
Первое, что ему пришло в голову, когда он открыл любовь Круциферского, — заставить его жениться; он думал, что письмо было шалостью, что молодой человек не так-то легко наденет на себя ярмо брачной жизни; из
ответов Круциферского Негров ясно видел, что тот жениться не прочь, и потому он тотчас переменил сторону атаки и завел речь о состоянии,
боясь, что Круциферский, решась на брак, спросит его о приданом.
Уста ее чуть прошептали
В
ответ старику: — Ничего. —
Потом они оба молчали,
И дровни так тихо бежали,
Как будто
боялись чего…
— Так вот вам, Дарья Михайловна, какие высокие и честные-то души относятся к подобным вопросам:
боятся, чтобы птицу небесную не ввести в напрасное сомнение, а вы меня спрашиваете о таких вещах, да еще самого решительного
ответа у меня о них требуете.
От мужа Домна Осиповна наверное ожидала получить бранчивый
ответ и нисколько этого не
боялась, так как считала для себя священным долгом говорить ему во всех случаях жизни правду.
— Ничего, не
бойся: маленькие мы люди, с нас и
ответ не велик.
— А кто должен строить жизнь? — победоносно вопрошает он и,
боясь, что у него предвосхитят
ответ на вопрос, тотчас же отвечает: — Мы! Сами мы! А как же мы будем строить жизнь, если мы этого не умеем и наша жизнь не удалась? И выходит, братцы мои, что вся опора — это мы! Ну, а известно, что такое есть мы…
И юноша смотрел не на нее, —
Хотя она одна была царицей
Его воображенья и причиной
Всех сладких и высоких дум его,
На голубое небо он смотрел,
Следил сребристых облаков отрывки
И, с сжатою душой, не смел вздохнуть,
Не смел пошевелиться, чтобы этим
Не прекратить молчанья: так
боялсяОн услыхать
ответ холодный или
Не получить
ответа на моленья!..
14)
Ответ запорожца Кирши на вопрос Алексея: для чего он не предуведомил их о разбойниках? самый странный; он говорит: я
боялся, что вы не сумеете притвориться, и т. д. Это пустое оправданье; да разве он не мог также хватить Омляша по голове, не доезжая до оврага, где спрятаны его товарищи? Какой опасности подвергал он и себя и своих благодетелей без всякой причины! Не понимаем даже, для чего автору было это нужно?
Но польские раны были еще слишком свежи, время понимать друг друга и мириться еще не приходило, и он останавливался,
боясь холодного
ответа.
— Да я тебе что — жена, что ли? — вразумительно и спокойно спросила Мальва и, не дожидаясь
ответа, продолжала: — Привыкши бить жену ни за что ни про что, ты и со мной так же думаешь? Ну, нет. Я сама себе барыня, и никого не
боюсь. А ты вон — сына
боишься: давеча как заюлил перед ним — стыд! А еще грозишь мне!
Коли в примету будет тебе, что ничего он не ведает, молви: «Жаль, мол, тебя, Патап Максимыч
боится, чтоб к
ответу тебя не довели.
Отец Родион был, однако ж, не так сговорчив, как ожидал Самоквасов. Не соблазнила его и сотня целковых. Стал на своем: «не могу», да и только. Самоквасов сказал наконец, чтоб Сушило сам назначил, сколько надо ему. Тот же
ответ.
Боялся Сушило, не с подвохом ли парень подъехал. Случается, бывает.
Целый день не то что из дому, к окну близко не подходил Василий Борисыч и жене не велел подходить… Очень
боялся, чтоб грехом не увидала их Манефа… Оттого и в Осиповку ехать заторопился… «Один конец! — подумал он. — Рано ли, поздно ли, надо же будет
ответ держать… Была не была! Поедем!» И на другой день, на рассвете, поехали.
— Могу я надеяться? — прошептала она наконец. — Вы не
бойтесь говорить прямо… Какой бы ни был
ответ, но он лучше неопределенности. Так как же? Могу я надеяться?
Боюсь, в
ответ не попасть бы, — потому, собственно, что попа звать не станут».
Никодим Егорыч был гол, как и всякий голый человек, но на его лысой голове была фуражка.
Боясь прилива к голове и апоплексического удара, он всегда парился в фуражке. Его собеседник Макар Тарасыч Пешкин, маленький старичок с тонкими синими ножками, в
ответ на его вопрос пожал плечами и сказал...
Время идет, — день за днем, год за годом… Что же, так всегда и жить, — жить,
боясь заглянуть в себя,
боясь прямого
ответа на вопрос? Ведь у меня ничего нет. К чему мне мое честное и гордое миросозерцание, что оно мне дает? Оно уже давно мертво; это не любимая женщина, с которою я живу одной жизнью, это лишь ее труп; и я страстно обнимаю этот прекрасный труп и не могу, не хочу верить, что он нем и безжизненно-холоден; однако обмануть себя я не в состоянии. Но почему же, почему нет в нем жизни?
— A ты знаешь, — вставила свое слово Тарочка, — сегодня должен придти
ответ от твоей мамы: наша мама послала ей длинное письмо, где написала все подробно о твоей болезни и поправке. Мама
боялась писать раньше, пока ты так была больна, чтобы не растревожить твою маму. Она только телеграфировала ей, что напала на твой след, что скоро отыщет тебя, и что ты в безопасности. Но на телеграмму
ответа не было. Верно твоя мама искала тебя и отсутствовала дома.
Нескладное, непривычное в обращении слово тихо прозвучало и замерло, не вызвав
ответа. И тихо было. Они
боялись неосторожным звуком помешать моей работе, и тихо было — настоящий кабинет ученого, уютный, тихий, располагающий к созерцанию и творчеству. «Милые, как они заботятся обо мне!» — подумал я, умиленный.
— Я не могу утверждать это доподлинно, ваше величество, в монастыре тщательно скрывают причину болезни Олениной, видно, что
бояться, как бы не быть в
ответе, что не доглядели…
С одной стороны могут спросить, кто он такой, и не удовольствоваться
ответом, что он, Петр — знахарь; могут узнать, что он беглый и возвратить по принадлежности Филомонову, а помещика своего Петр Ананьеев
боялся хуже черта, не без участия которого, как он сам искренно полагал, варил старик Краузе, да варит и он, свои снодобья.
Ответа на это письмо он ждал с большим трепетом,
боясь указания на существенные сделанные им промахи.
Все его письма оставались без
ответа, и он
боялся какого-нибудь несчастья.
Ему припомнилось то время, когда судьба обоих была в его руках. Он видал того и другого юными энтузиастами, не забыл их тогдашних
ответов, всего поведения во время сидения взаперти. И они, конечно, не забыли этой эпохи, но его присутствие точно подзадоривало их, они как будто хотели показать ему, что им уже нечего
бояться, что их благонамеренность вне всякого сомнения и понимание интересов своей родины неизмеримо выше того, чем пробавлялись в предыдущую эпоху.
Здесь изъяснил, как беспокоится Иван Васильевич насчет здоровья художника, которого
боялся потерять, и передал Антону приказ явиться к нему с удовлетворительным
ответом (полагать надо, с
ответом, что Аристотель скоро выздоровеет: на то Антон и лекарь, чтобы больные были здоровы; хоть умирай сам, а немощный должен встать, особенно когда приказывает господин всея Руси).
— Это уже слишком! — окончательно рассердилась Татьяна Петровна. — Можно подумать, что вы имеете на меня какие-нибудь права… Но я не
боюсь ваших угроз, и на ваши нахальные выходки у меня один
ответ: вы — негодяй! До сегодняшего дня я чувствовала к вам необъяснимое отвращение, теперь же, благо вы сбросили с себя вашу лицемерную маску, я питаю к вам уже полное сознательное презрение…
— Мега, я здорова, — засмеялась она в
ответ на вопросы Сергея Сергеевича, тоже подавая ему руку, которую он почтительно поцеловал. — Разве стоит за меня
бояться, мне никогда ни от чего ничего не делается и ничто не пробирает, точно я заколдованная. Даже досадно. А, может быть, кошачья натура, — с новым смехом добавила она. — А вы как тут без меня живете, хорошо ли себя ведете себя, мои милые дети…
«
Боится, старая, сама под
ответ попасть… а я ее испугался… Вот уж подлинно у страха глаза велики…»
Баранщиков, появившийся в конце восемнадцатого столетия, в литературный век Екатерины II, уже начинает прямо с генерал-губернаторов и доходит до митрополита, а свое «гражданское общество» и местное приходское духовенство он отстраняет и постыждает, и обо всем этом подает уже не писаную «скаску», которой «вся дорога от печи и до порога», а он выпускает печатную книгу и в ней шантажирует своих общественных нижегородских людей, которые, надокучив за него платить, сказали ему: «много вас таких бродяг!» Этот уже не
боится, что его дьяк «пометит» к
ответу за «сакрамент».
Девочки торопливо повторяли заданное к предыдущему уроку по физике. Учитель был из «лютых» и требовал твердых
ответов по своему предмету. Его
боялись и учились у него прилежнее, зная, что у Арсения Ардалионовича очень легко можно схватить «кол».